Человек, влюбленный в небо. К 150-летию со дня рождения М.И. Лаврова (1873–1904)

На рубеже XIX–ХХ вв. мечта о покорении неба увлекала многих романтиков. Самолет братьев Райт еще не совершил первый прыжок в воздух, смельчаки осваивали воздушные шары (привязные и свободно летающие), а самые отчаянные – большие воздушные змеи. В русской армии уже существовал Учебный воздухоплавательный парк, который возглавлял известный воздухоплаватель А.М. Кованько. В 1901 г. первые в нашей стране опыты с применением воздушного шара к военно-морскому делу провели в Севастополе. После этого слушателями в Учебный воздухоплавательный парк поступили два лейтенанта и очень интересных человека: М.Н. Большев и М.И. Лавров. Первый – талантливый изобретатель и убежденный энтузиаст с тяжелым, неуживчивым характером. А второй…

Встречался ли вам когда-нибудь человек, о котором в служебной аттестации было бы сказано: «Гордится званием моряка», а в некрологе (!) – «покойный был большим шалуном»? А называющий своих матросов «моими ласточками» (но в то же время точно чувствующий грань между теплым отношением к подчиненным и недопустимым на службе панибратством)? Офицер, приходящий в ужас оттого, что столь любимые им подчиненные во время ночной разведки могли заколоть вражеского солдата? Можно встретить и такие неординарные оценки его личности: «В нем было несколько Печорина, но зато было и очень много Лаврова. А этот Лавров, если отнять от него причуды скучающего в мирное время молодого человека, с запросами большими окружающей действительности, – этот Лавров был прямой, хороший, честный малый, хороший русский солдат и хороший русский человек».

Михаил Иванович Лавров родился 10 (22) июля 1873 г. в Ораниенбауме в семье капитана 2 ранга И.М. Лаврова, будущего вице-адмирала, градоначальника Севастополя, коменданта Кронштадта. В 1894 г. он окончил Морской кадетский корпус (вместе с А.В. Колчаком), в чине мичмана два года прослужил на Балтике, затем полтора – на эскадренных броненосцах «Наварин» и «Сисой Великий» в Средиземном море и на Дальнем Востоке. Вернувшись в Кронштадт в 1900 г. уже лейтенантом, моряк увлеченно начинает учиться – сперва на артиллериста, а затем – на воздухоплавателя.

В 1902–1903 гг. моряки, наверстывая упущенное, осуществили многочисленные привязные подъемы воздушных шаров с берега, парохода «Опыт» (бывшей императорской яхты «Ливадия») и броненосцев, проводили разнообразные эксперименты по освоению материальной части, наблюдению за удаленными объектами, обнаружению с высоты мин заграждения, делали попытки осуществить корректирование артиллерийского огня кораблей. Было принято решение о создании воздухоплавательных парков в Порт-Артуре и Кронштадте. Первый из них должен был начать действовать с 1 апреля 1904 г. Возглавить его должен был М.И. Лавров, который на базе Учебного воздухоплавательного парка военного ведомства изготовил шары и необходимое имущество, обучил матросов.

Ввиду угрозы войны с Японией подготовка парка была проведена спешно, но подвела обычная российская экономия на мелочах. Материальную часть отправили на Дальний Восток на пароходе «Манджурия», который после почти трехмесячного плавания был захвачен японцами в первое утро войны, 27 января 1904 г., всего в 17 милях от Порт-Артура. Чтобы не тратить денег на перевозку матросов-воздухоплавателей, их включили в экипаж крейсера «Дмитрий Донской», который до начала боевых действий на Тихий океан также не попал. Таким образом, М.И. Лавров, прибывший в Порт-Артур по железной дороге через месяц после начала войны, не имел ни шаров, ни людей, ни даже специальной литературы.

М.И. Лавров еще в 1902 г. предложил построить для Балтики и Тихого океана по небольшому специальному кораблю для несения воздушных шаров. Оказавшись в Порт-Артуре, он начал подавать рапорты с предложениями устроить воздухоплавательный парк и разместить его на каком-нибудь небольшом пароходе. Убедить морское начальство в целесообразности создания воздухоплавательного парка удалось лишь после гибели на минах эскадренного броненосца «Петропавловск» – М.И. Лавров напомнил, что с большой высоты можно обнаруживать подводные предметы, в том числе мины и подводные лодки, наличие которых предполагалось у противника.

После того, как Порт-Артур был отрезан от Манчжурии японскими войсками, Лавров, наконец, получил разрешение на шитье шаров из подручных материалов. Ему были выделены 70 матросов и участок земли. Позже Михаил Иванович писал М.Н. Большеву: «Стоило только начальству разрешить, как все, кто прежде был на стороне шаров, и от кого я стал зависеть в материальном отношении, начали тормозить дело. От порта, несмотря на полное сочувствие командира порта, я не мог получить обыкновенным путем положительно ничего, приходилось прибегать к обходным путям, – совершенно незаконным, – если даже что и было в порту, то мне отказывалось; так случилось с серной кислотой, которой и до сих пор в порту 200 пудов (а расходуется она по 12 пудов в год на весь флот), но что делать, если старший помощник командира порта уверяет, не умея даже отличить серной кислоты от соляной, что она необходима для пайки...»

Обычно употребляемого для шитья аэростатов шелка в крепости не было, пришлось приобретать далеко не отвечающие нормам прочности юбочный канаус и простынную ткань. Из первой материи к середине июля был построен шар объемом 420 куб. м, за пестроту названный «Попугаем», а из второй – «Орел» (1200 куб. м). Все необходимое оборудование приходилось делать из подручных средств. Так, лак для пропитки ткани варили из грязной олифы на приборе, сделанном из самодельного котла со змеевиком, двух воздушных резервуаров от торпед и водолазного насоса. Одновременно велись работы по плетению сетей, покрывавших шары сверху, изготовлялись корзины, клапаны, лебедка, газодобывающий аппарат и др. В строительстве необходимых помещений помогли солдаты генерал-майора Р.И. Кондратенко, понимавшего, что с началом осады Порт-Артура неприятелем воздушные шары в условиях гористой местности приобретали особое значение для обнаружения резервов и батарей противника.

Дневник одного из участников обороны, Ю.В. Васильева, сохранил яркие картины работ в воздухоплавательном парке: «Лавров потащил нас показывать все, что у него устроено вновь. <...> Все это проделывается оживленно, весело, поэтому-то быть может многие и находят, что у Лаврова дело несерьезное, а так, забава какая-то. Мне очень нравятся его отношения с подчиненными: они как будто и товарищеские, и вместе с тем матросы никогда у него не забудут, что он начальник. Тут видно взаимное расположение, а ведь во многих случаях приходиться наблюдать какое-то презрение со стороны начальства и ненависть со стороны подчиненных».

21 июля был получен приказ коменданта крепости о срочном завершении работ и наполнении одного из шаров – враг подошел вплотную. Несколько суток практически непрерывной работы позволили 25 июля, в день первого японского артиллерийского обстрела города, начать добывание водорода. Здесь М.И. Лаврова и его помощников ожидало первое разочарование – имевшаяся в их распоряжении серная кислота оказалась некачественной, и нужного объема газа получить не удалось. К 29 июля вся кислота была израсходована. В тот же день наполненный лишь наполовину «Попугай» был выведен на площадь к морю под дачными местами для производства пробного подъема. Шар был максимально облегчен: пришлось снять корзину, якорь и поясные веревки, а единственный аэронавт помещался в веревочной беседке (!). Только полный штиль, царивший в день испытаний, позволил осуществить столь рискованное предприятие. М.И. Лаврову и лейтенанту Н.Н. Пеллю удалось совершить по одному подъему, однако высота подъемов не превысила 200 м, и ни о каких наблюдениях речи идти не могло. Правда, впоследствии существовала легенда о том, что с шаров корректировали огонь броненосцев по спрятанным за возвышенностями батареям противника.

На другой день была произведена реквизиция всей имевшейся в крепости кислоты. К вечеру 31 июля шар был практически наполнен, однако тут вмешалась природа: утром следующего дня пошел ливень, к концу которого шар намок, потерял много газа и не был способен к подъему. Более ни кислоты, ни алюминия в Артуре не было.

По распоряжению командира порта контр-адмирала И.К. Григоровича попытки добыть газ все же были продолжены. В августе–сентябре шли  работы по устройству аппарата для получения водорода электролизом, так и не увенчавшиеся успехом. Не дала результата и попытка доставить кислоту на китайской джонке из Чифу. В ожидании достижений на ниве добывания газа личный состав выполнял подсобные работы: матросы шили мешки для земляных укреплений, тушили возникавшие при обстрелах пожары, по инициативе М.И. Лаврова варили дефицитное в крепости мыло. В середине ноября образованная из команды полурота несколько раз вызывалась на передовые позиции, участвовала в обороне г. Высокая.

Сохранился рапорт М.И. Лаврова командиру порта контр-адмиралу И.К. Григоровичу от 20 ноября 1904 г. – написанный карандашом на небольшом листе бумаги: «…Были вызваны охотники произвести разведку в окопах, занятых японцами. Мои ласточки опять вызвались все, назначил наиболее просившихся: машинный квартирмейстер Артюх, плотник Березнюк, матрос Нефедов и матрос (слесарь) Пильщиков, все четверо возвратились благополучно, доставили ценные сведения, закололи – какой ужас – двух японцев и получили знак отличия Воен[ного] ордена. Третья партия состояла из того же Березнюка, который был уже знаком с местностью (а разведка должна была быть дальше первых двух), из маляра Холоденко, матроса Бондырева и минера Петрова... Никто из них не возвратился и по сие время – погибли – и я в этом виноват, о чем вашему превосходительству доношу».

На другой день, 21 ноября, был смертельно ранен и сам Лавров. Адъютант 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка А.И. Костюшко вспоминал: «…на правой вершине от артиллерийского огня была большая убыль, для пополнения которой послана была часть воздухоплавательной команды, с которой направился и лейтенант Лавров. Находившийся на горе генерал Ирман, не желая терять хорошего офицера без особой надобности, сказал:

 – Вы можете не идти, я дам Вам другое назначение.

 – Нет, – сказал Лавров, – куда пойдут мои ласточки, туда пойду и я! – и пошел вместе со своей командой.

 В это время правую вершину японцы обстреливали из пулемета и изредка шрапнелью. Матросы быстро направились в указанный окоп и стали занимать места. Лейтенант Лавров, стоя во весь рост, что-то им объяснял. Вдруг перед ним метрах в 4-х разорвалась шрапнель, и он упал. Первые бросившиеся к нему матросы были убиты из пулемета, но другие все-таки вынесли своего любимого начальника и доставили на перевязочный пункт».

Ю.В. Васильев в дневнике записал: «Утром 22-го Шишмарев был в Морском госпитале, куда принесли раненого Лаврова. Ему перебило обе ноги, руку, и, кроме того, несколько ран на груди. Он всё стонал и всё время говорил: “Я не хочу умирать, я не хочу умирать!”. На Ш. это произвело такое впечатление, что он пустился бежать из госпиталя. На другой день З. пошел навестить Лаврова, но он уже умер, в эту же ночь с 22-го на 23-е».

Осталось завещание М.И. Лаврова, просившего похоронить его на территории воздухоплавательного парка, чтобы жена или родные смогли бы перезахоронить его в родовом имении Говорово в Псковской губернии (сейчас это деревни Говорово и Руново в Новосокольническом районе Псковской области), но сведений об исполнении этой воли найти не удалось. Зато известно, что в 1905 г. в Севастополе М.Н. Большев построил воздушный шар, который был назван «Лейтенант Лавров»…

 

Емелин А.Ю., Российский государственный архив Военно-Морского Флота (РГАВМФ)